Юрий Коровин: “Мне больно за развал ПХЗ”

Поділитись:
WhatsApp
Viber

Июньское заседание краеведческого клуба “Каменское-Днепродзержинск” было посвящено истории Приднепровского химического завода. О вехах ПХЗ рассказал Юрий Федорович Коровин, 24 года возглавлявший предприятие.

“То, что я выступаю перед вами, как и то, что попал в Днепродзержинск, не случайно, – говорит Юрий Коровин. – Я глубоко верю, что ничего случайного не бывает, что мысли и желания материализуются. Не попадись мне в 1955 году на глаза журнал “Огонек”, я б не был бы здесь…”.

Судьбоносный “Огонек”

После шести лет учебы Юрий закончил физико-технический факультет Уральского политехнического института (кстати, в том же институте в то же время учился Борис Ельцин. – прим. автора). Это был первый набор для создания технологий по ядерным делам. “Вызывали тогда для распределения в Москву, в секретную контору “Главсахар”, – вспоминет Ю.Коровин. – И я в ожидании вызова, сидя на подоконнике своего отчего дома в Кыштыме (Южный Урал), рассматривал в “Огоньке” цветной разворот, где красовались рыбацкие лодки на Днепре и аглофабрики Днепродзержинска. А я краем уха где-то слышал, что в этом городе что-то есть для нашей специальности. И когда в Москве чиновник предложил мне поехать на Северный Урал, в Ухту, я отказался. “Так ты ж из Кыштыма, где строится главный объект. Езжай домой”, – говорит он. “А в Днепродзержинске нет ничего?”, – спрашиваю. “Есть. Ты хочешь туда? Езжай!”

Так вот мы с женой и попали сюда. Вышли с поезда на станции Баглей с двумя чемоданчиками. Услышав запах коксового газа, обрадовался. Есть промышленность, есть возможность где приложить руки. Я тогда не знал, что позже, в течение 15 лет буду бороться с этим запахом, как председатель городской экологической комиссии. С этого и началось мое пребывание в Днепродзержинске. Работал я мастером, начальником смены, технологом цеха, начальником уранового цеха, главным технологом завода. Считаю своими учителями трех людей. Моего отца, Федора Гавриловича. Он в 80-летнем возрасте был признан лучшим лектором-международником в Челябинской области, читая в год до двухсот лекций. Учителя с большой буквы – Михаила Прокопьевича Аношкина, передавшего мне в 1975 году директорскую эстафету на ПХЗ. И министра Ефима Павловича Славского, создавшего систему Минсредмаша. За что девять раз удостаивался ордена Ленина. Многие объекты соцкультбыта, 400 тысяч квадратных метров жилья, построенные в Днепродзержинске Аношкиным, согласовывались со Славским. Министр всегда уделял большое внимание развитию социальной сферы. Он считал так: если люди хорошо работают, они должны хорошо и жить. Это не было исключением и для Днепродзержинска”.

Из днепродзержинского урана сделана первая советская бомба

Одно из ведущих предприятий оборонного комплекса СССР Производственное объединение “Приднепровский химический завод” было построено в 1948 году в рабочем Днепродзержинске. Это был самый крупный завод по выпуску ядерно-чистой двуокиси урана. “Мы выпускали 5 тысяч тонн урана в год, – рассказывает Юрий Федорович. – Как-то, выступая во дворце Горького на активе, министр Е.П.Славский, обращаясь к персоналу ПХЗ сказал, что из нашего урана была сделана первая советская атомная бомба”.

Почему же возник химический завод именно в Днепродзержинске? Что заставило руководство страны остановиться на этом месте?

“Когда мы начали писать с сыном и внучкой книгу “От Урала до Днепра”, то нашли в интернете письмо Берия Сталину об открытии месторождения урановых руд в Кривом Роге, – поясняет бывший директор ПХЗ. –  Берия пишет, что для того, чтобы создать атомную бомбу нужен уран. Американцы, уничтожив ядерными взрывами японские города Хиросиму и Нагасаки, попытались шантажировать СССР. Они вынашивали 18 планов бомбежек советских городов. В том числе и Киева, и Днепропетровска. В этой ситауции, из последних сил были брошены все наши рессурсы на создание ядерного оружия. И если б ответного шага не случилось, третья мировая война была б неизбежна. Американцы были уверены в том, что ученые Советского Союза в течение 10 лет не смогут создать такое оружие. Но советские светила-ядерщики смогли создать его всего за три года. Но для этого потребовалось во что бы то ни стало добыть уран. В то время урановую руду добывали только в Таджикистане. И его на один из заводов цветной металлургии возили ишаками. Конечно этого количества руды не хватало для дальнейшей работы. После войны по репарации из Германии в Советский Союз должны были вывозить руду, содержащую 1% урана. Но куда? Было принято решение, что в Днепродзержинск.

Параллельно, министерству геологии было дано задание найти в Советском Союзе урановую руду. И ее нашли в Желтых Водах. Так вот в письме Сталину было написано, что в 1947 году планировалось добыть 40 тонн такой руды, а в 1948 г. – 85 тонн. Железные руды, содержащие уран, должны  были перерабатываться в доменных печах завода им.Дзержинского, а шлаки, которые при переплавке переходят в уран, использоваться на специально построенном заводе, который открылся 1 июля 1948 г. рядом с ДГЗ. Речь идет о заводе, который сначала назывался почтовый ящик “115”, почтовый ящик “11”, завод “906”, а потом шлаковым. Все названия давались, чтоб запутать американскую разведку. Это конечно была чепуха. В конце концов предприятие стало Производственным объединением “Приднепровский химический завод” (ПО ПХЗ).

Спецзавод “906” Первого Главного управления, кроме шлаков попутно выдавал 18 граммов радия в год, а также  в качестве отходов – азотно-кислые соли, из которых, на рядом расположенном азотно-туковом комбинате, вырабатывались 150 тонн удобрений в сутки. Как потом выяснилось, радий был благополучно закопан в отходах на улице Лазо. На Дзержинке очень узкий круг людей знал с чем они имеют дело. И, конечно в эту тайну был посвящен первый секретарь горкома партии. На доменной печи № 6 завода им. Дзержинского начали делать плавки. Уран переходил в шлак. Он обогащался и перерабатывался на ПХЗ. Поскольку там было ещо много алюминия, то была создана технология по извлечению его из шлака. Мы производили попутно 160 тыс. тонн алюмоаммиачных квасцов для бумажной промышленности всего СССР. А азотно-кислые щелока, содержащие прежде всего кальций и магний, отправлялись на азотно-туковый завод. Там для этой цели было построено производство карбоната аммония. После обработки получался прекрасный мел, а из щелоков делали аммиачную селитру. Кстати, эта технология получила Сталинскую премию”.

“Мы даже гербециды делали для Украины”

Сначала переработка урановой руды шла по примитивной технологии – осадительно-фильтрационной. Так работали примерно лет 15, пока ученые не спохватились. Ведь тогда не было никаких дозиметрических норм. Надо было делать БОМБУ. Ни о какой экологии тогда не шло и речи. Четко было сказано, что никакие органы не имеют право вмешиваться в работу предприятий, относящихся к Первому Главному управлению. Люди на заводе давали подписки. Слово уран зашифровывали как медь. Люди, работающие в одном цехе не знали, что делается в соседнем. Была военнизированная охрана. Все делалось в глубочайшей секретности. 

“Дальше начали возить руды из Желтых Вод, – вспоминает Ю.Коровин. – Я тогда работал мастером в дробильно-размольном отделении и помню, что мы перерабатывали до миллиона тонн руды в год, получая уран и железные концентраты. Потом нашли такую руду в Казахстане. Кроме одной десятой процента урана, она имела еще 2% редкоземельных элементов, 17% фосфора. Поэтому нашим специалистам было поручено разработать технологию комплексного извлечения всего этого из сырья. Что и было сделано. У нас возникло производство попутного извлечения фосфора (170 тыс. т. нитрофоса), полторы тысячи тонн редкоземельных элементов. Это было самое крупное в СССР предприятие производства редкоземельных элементов, без которых невозможна современная техника. А чтобы не быть сырьевым придатком, мы разработали технологию получение сверхмагнитов, люминофоры красного свечения, легирование чугуна и стали”.

Во всем мире понимали, что контакт людей с радиоактивностью очень опасен, что так работать нельзя. “И нашими учеными были придуманы ионно-обменные смолы, – рассказывает ученый. – Было принято решение организовать промышленное производство  на нашем предприятии. Что и было успешно сделано. Мы стали единственным в СССР предприятием, которое выпускало ионные смолы. Переход на сорбционную технологию извлечения урана стал настоящим спасением для людей. В кратчайшие сроки завод стал ведущим в СССР по синтезу ионообменных смол. На этой базе возникло производство золота в узбекском городе Навои, которое сегодня  добывает из руды 100 тонн золота. У нас это ГП “Смолы”. Но оно потихонечку погибает от конкуренции с теми же китайцами, англичанами.

Мы даже гербициды делали для Украины. Я в свое время подкинул такую идею П.И.Лазаренко. Он меня взял за горло и сказал: “К посевной 600 тонн сделай!”. Мы решили и эту задачу. Потом наш министр решил помочь удобрениями сельскому хозяйству. Он взял обязательства сделать три завода: в Кирово-Чепецке, у нас и на Кавказе. И перерабатывая не радиоактивный, лучший в мире кольский аппатит, у нас возникло производство амофоса, 300 тыс. тонн в год. Мы выпускали третью часть фосфорных удобрений в Украине. По прибыли после урана удобрения были на втором месте”.

Что такое СКН

Ионообменные смолы ПХЗ стали применяться во всем СССР. В 1981 году Ю.Ф. Коровин стал лауреатом Государственной премии УССР в области науки и техники, присужденной группе авторов за разработку гранульного углеродного сорбента, освоение его промышленного синтеза и внедрение в клиническую медицинскую практику. Сорбент “СКН”, в названии которого зашифрованы фамилии трёх его главных авторов (Стрелко, Коровин, Николаев), обладает великолепной способностью очищать кровь от токсинов. Его разработка послужила основанием для создания нового направления в практической медицине – гемо- и энтеросорбции, благодаря чему были спасены сотни и тысячи жизней.

“В середине 80-х годов мне на глаза попадается газета “Труд”, где писалось о гемосорбции – новом методе лечения людей, – рассказывает изобретатель Ю.Коровин. – Но нет сорбентов, которые могли бы помочь в создании этого лекарства. Я аж подпрыгнул, когда прочитал заметку. Потому, что мы к тому времени уже сделали эти шарики из углерода. Я поехал в Москву в Госкомитет по науке и технике, и говорю, что у нас уже 100 килограммов сорбентов есть. К тому времени к этому делу подключилась наша медсанчасть, подключился Владимир Алексеевич Павлов, бывший руководитель больницы в Игрени. И уже провели определенные испытания. Начальник ведомственной медико-санитарной части № 61, кандидат медицинских наук Л.М.Головаха провел гемосорбцию (пропустил кровь через эти шарики) алкоголику, у которого была белая горячка. После этого пьяница пришел в себя. А когда И.П.Павлов впервые в СССР снял синдром абстинентции у наркомана, был сделан учебный фильм “Гемосорбция в психиатрической практике”.

В конечном итоге вышло постановление Совета министров СССР о строительстве у нас в городе цеха, мощностью выпуска 100 тонн в год как гемосорбента так и энтеросорбента. Были выделены деньги и мы на 95% построили этот цех. А потом распался Советский Союз…”

Реструктуризация ПХЗ без ведома директора

Распался Советский Союз. Предприятие отправили в подчинение Главперспективного судостроения. “Я 2 года туда ездил, – с горечью в словах рассказывает бывший директор ПХЗ. – Приезжаю, а на меня смотрят такими удивленными глазами. Я на них тоже такими смотрю. В это время начали организовывать Госкоматом. Руководителем назначили бывшего директора Чернобыльской АЭС М.П.Уманца. Я подумал, что надо прибиться туда. Все-таки АЭС это свои. Но им было не до нас. Я поехал в Киев к вице-премьеру. Полчаса рассказал ему о трудностях. А он задал всего один вопрос: “Сколько ты сократил людей?”

Через некоторое время министерство, даже не уведомив меня, выпустило приказ о реструктуризации нашего предприятия. То есть, завод разделить на части. Я естественно возмутился, что со мной даже не посоветовались. Ответ был лаконичный: “Так надо”. Я поехал к Президенту. И приказ отменили. Я еще два года барахтался, пытаясь найти стратегического инвестора, который бы взял все наши заводы и цехи, для того, чтобы не погиб коллектив. Но кому нужно предприятие у которого имеется 42 млн. радиоактивных отходов? В конечном итоге реструктуризацию провели, от ПХЗ остались “Смолы”, “Цирконий”, цех производства удобрений. Кстати, 600 человек “Циркония” целиком финансировались из Москвы. После развала страны они жили за счет производства удобрений. И сегодня их положение очень тяжелое.

Сырья из Казахстана нет, значит нет и редкоземельных элементов и какой-то части урана. Химические концентраты из Восточной Европы нам тоже перстали поступать. Поэтому урановая, редкоземельная составляющие нашей промышленности закрылись. Остались минеральные удобрения. В лучшие годы мы получали из соседнего завода по трубам 200 тыс. тонн азотной кислоты и 100 тыс. тонн аммиака. Была мощная кооперация. Нам привозили 600 тыс. тонн аппатита, из 18 млн. тонн, которые добывались на Кольском полуострове. После развала страны добыча аппатитов на полуострове сократилась до 7 млн. тонн. И цена его стала не 42 доллара за тонну, а уже 100 с лишним. Был нанесен первый удар по себестоимости. Но это еще не все. Для этой цели нужно было большое количество газа и химических реагентов. Я еду в обладминистрацию. Но мне там говорят: “100 долларов за тысячу кубов через фирму “Итера”. Получилось, что аппатиты и газ увеличились в цене в 2 раза, какая тут себестоимость удобрений.

Мы начали возить сырье баржами с Алжира, Египта. Плохое, но работать-то надо было. Но никакой экономики из этого не получилось. Социальная сфера висит, зарплату 9-ти тысячам человек надо платить. А куда люди идут, конечно к директору. Я в свою очередь иду туда, наверх. Мы с Леонидом Даниловичем Кучмой  были на ты, когда-то. Вместе работали. Мы изготавливали уран, они начиняли ним ракетные боеголовки. Кучма помогал мне кредитами. На зарплату несколько раз получил кредит. Мы с трудом выкарабкивались из этой ситуации. Я поехал в Киев к Кучме и написал докладную, что завод можно спасти, если будет госзаказ на удобрения. Он сказал, что рассмотрит это вопрос. Через три месяца мне ответили, что госзаказов не будет, а свои условия будет диктовать рынок. Все. Удобрения наши захлопали крылышками. Приднепровский химический завод погиб прежде от того, что погиб Советский Союз. Разорвались все экономические связи, рынки сбыта, наука и прочее”

Золото – вечный товар

Пугалом для днепродзержинцев являются хвостохранилища. В первые годы существования ПХЗ было не до экологии. Задача была  лишь бы получить уран и сделать бомбу. Засыпали под себя овраги. Это уже потом, когда появились новые технологии, стали задумываться об отходах. “Все наше руководство во главе с Аношкиным понимали ситуацию, но ничего не могли сделать, – рассказывает ученый. – Хотя и задумывались, а куда же дальше девать эти отходы. Поэтому пытались строить хвостохранилища на Сухачевке. Было задумано похоронить там 35 млн. кубов. Предусмотривалось, что хвостохранилища, которые у нас есть сейчас, перебросят туда. Но из-за развала СССР не успели это сделать. Существующее хвостохранилище строили 10 лет. Я тогда был начальником цеха № 5, и отвечал за его освоение. Сложнейшее сооружение, стоимостью  на то время порядка 60 млн. долларов. Сейчас оно не работает, разрушается от бездействия. Три нитки  демонтированных труб (а это 16 км!) диаметром 340 мм украли в прямом смысле на глазах у всех, и ничего не могли мы сделать. Да и водовод диаметром труб 650 мм, для того чтобы брать оборотные воды, тоже целиком украден. Перерабатывать содержимое хвостохранилищ, добывая из него уран – это более экономически эффективный способ утилизации радиоактивных отходов, чем хоронить их в существующих могильниках”.

Сейчас программа Госкоматома направлена на реиндустриализацию. “Недавно я выступил в качестве эксперта и предложил задействовать хвостохранилище, – говорит Ю.Коровин. –  Для этого надо, чтоб на площадке работало какое-то емкое производство. Один вариант – откачивать урановые отходы, которых накопилось 6 млн. тонн. Кстати, содержание урана в нем техногенное, оттуда можно извлечь еще 1400 тонн урана. Или золото добывать. Я уже пятый год ношусь с этой идеей как с писаной торбой. Побывал во всех инстанциях вплоть до Президента. Кстати, в Узбекистане технология по которой они добывают золото, работает на нашей смоле. Золота очень много в Украине, но его можно взять только химическим путем. И мы это сделали, переработав около 50 тыс. тонн руды, при содержании 4 грамма золота  на тонну. У нас получилась себестоимость около 5 долларов за грамм. Сегодня золото стоит 50 долларов грамм. Ну какая норма прибыли еще нужна? Вот оно все готовое. Нигде, кроме как в Днепродзержинске, в Украине это сделать не смогут. Потому, что для этого необходимо хвостохранилище. А оно пропадает у нас. Что еще надо? Технология есть. Худо другое. В цехе из четырехсот человек осталось всего 15. Можно клич кинуть ветеранам, пока они еще живы. Приходите, покажите молодым, что и как делать. Мы вам заплатим. Мое главное предложение, чтоб работало хвостохранилище на золоте. Это – отличная тема в период кризиса. Ведь золото – это вечный товар”.

Производственного объединения “Приднепровский химический завод” давно уж нет. Много некогда секретных цехов и подразделений закрыты. “Мне больно за развал ПХЗ”, – говорит Ю.И.Коровин. Но бывший генеральный директор верит и надеется, что со стороны высших органов государственной власти будут приняты меры по возрождению основных производственных мощностей, способных работать на укрепление экономики нашей страны.

ДОСЬЕ:

Юрий Федорович Коровин, ученый, бывший директор ПХЗ.
Родился – 19 марта 1932 года в г. Кыштым Челябинской области.
Закончил Уральский политехнический института им. С.М.Кирова.
Автор более 230 изобретений и научных трудов.
Заслуженный рационализатор УССР. Отличник здравоохранения СССР.
Академик Инженерной академии Украины.
Награжден: орденами “Трудового Красного Знамени” (1971), “Знак Почета” (1976), “Дружбы” Российской Федерации (1997).
Государственная премия СССР (1978), УССР (1981), Украины (1994).
Главный научный консультант НПП “Научно-технологический центр”.

В.Куленко

17.06.2013
Категорія: Історія
Теґи: ПХЗ Юрий Коровин