Костел святого Николая (Днепродзержинск). Книга Александра Слоневского “Жизнь. Смерть. Воскресение”

Поділитись:
WhatsApp
Viber

Александр Слоневский “Жизнь. Смерть. Воскресение”. Часть I. Главы 1-4.

Книга известного днепродзержинского журналиста, краеведа и писателя Александра Слоневского «Жизнь. Смерть. Воскресение» в увлекательной форме рассказывает о Днепродзержинской (Каменской) римско-католической общине костела Святого Николая на протяжении ее более чем вековой истории. Публикуется на сайте sobitie.com.ua с разрешения автора.

Посвящается ксендзу Мартину Янкевичу.

Появление данной книги стало возможным лишь благодаря процессу возрождения одного из красивейших католических храмов Украины – Днепродзержинского (Каменского) костела святого Николая. Но это не руководство и не инструкция по восстановлению костелов или памятников архитектуры вообще. Воскресение днепродзержинского костела – яркий, но далеко не единственный пример победы идеализма над прагматизмом, веры над неверием. Костел святого Николая объединил вокруг себя самых разных людей, и все мы, хоть немного причастные к его возрождению, всегда с радостью, гордостью и грустью будем вспоминать это нелегкое, но прекрасное время, как, возможно, самое значительное в своей жизни.

В этом произведении, жанр которого можно определить, как художественно-исторический, нет ни одного вымышленного персонажа. Практически все диалоги, монологи или проповеди подтверждаются видео- или аудиокассетами, либо записями, сделанными «по горячим следам». Документальные материалы, как и свидетельства очевидцев, собирались по крупицам в течение десяти лет. Надеюсь, что книга «Жизнь. Смерть. Воскресение» найдет положительный отклик, как среди людей верующих, так и тех, кто еще далек от Бога.
Автор

Часть I

Глава 1. Начало

Пан Кальвасинский собирался в дорогу. Поцеловав первенца – сына Леона, обняв на прощание беременную пани Веронику, перекрестившись и вздохнув – «Иезус-Мария, спаси и сохрани!» – он покинул свой дом, семью и Польшу. Путь предстоял неблизкий. Более тысячи верст от Варшавы, через Польшу и Украину в далекое село Каменское, где началось большое строительство металлургического завода, где нужны крепкие рабочие руки, где можно прокормиться, а может и разбогатеть.

Собственно, от «пана» у Яна Кальвасинского было лишь название. В Польше слово «пан» означает не принадлежность к зажиточному слою или классу, это форма обращения к человеку, подчеркивающая его достоинство. Ян Кальвасинский и его жена Вероника из дома Витковских по происхождению были крестьяне Варшавской губернии, Гостынского уезда. Сотни таких неимущих панов на последней волне польской рабочей эмиграции снялись со своих насиженных мест и двинулись на Украину, находившуюся, как и Польша, под сенью одного Государства Российского. Их отъезд напоминал эвакуацию. Терпящее финансовый крах Общество Варшавского сталелитейного завода продало принадлежавший ему в Варшаве завод, и новое Металлургическое Общество переносило на юг России производство со всеми машинами, рабочими и служащими. Конечно, можно было и не ехать! Но найти работу под польским небом совсем не просто, если не сказать невозможно. Какая трагедия для тысяч людей!

В Каменском и вправду заваривалась хорошая каша.
– Матко Боска! Вот это стройка!

Работы действительно хватало всем, даже с излишком. Однако надежда на скорое обогащение никак не сбывалась, и все не удавалось выписать из Польши семью, где в октябре 1889 года родился второй сын Бронислав. Устав от бесплодных ожиданий, продав кое-какое имущество, с двумя малолетними сыновьями на руках, пани Вероника бесстрашно двинулась в Каменское, где в бараке на Нижней, а по-польски Дольней Колонии обосновался ее муж, ставший к тому времени вальцовщиком железопрокатного отделения.

Благодарение Богу! Приехала… Ян Кальвасинский, всю неделю тяжело работавший на заводе, по воскресеньям чинно вел свою пани Веронику в молитвенный дом или каплицу, где собирались каменские католики, в абсолютном большинстве выходцы из городов и весей бывшего Королевства Польского. Тесновато, конечно, в каплице, но что поделаешь? Хотя жаль, что нет в Каменском настоящего костела.

Глава 2. Озарение

Эта история началась в октябре 1989 года. Точнее, эта история началась для меня в октябре 1989 года, ровно через сто лет после приезда в Каменское моего прадеда Яна Кальвасинского.

Пересекая старую часть города, я шёл в редакцию заводской газеты. Мне всегда нравился этот осенний, шуршащий годами, как листьями, район – тихий, доисторический, где еще сохранился дух старого времени, где можно отогреться душой и отрешиться от суматохи нашей бучи. Хорошо здесь! Тихо и спокойно. Здесь еще живут люди, которые называют эти места Верхней Колонией. Их уже немного, они как осколки прежней жизни. Здесь ненадолго можно заболеть сладкой и очищающей болезнью – ностальгией, здесь при подходящем настроении и капле воображения очень легко можно заметить заворачивающего за угол молодого господина в котелке и с тросточкой, и мелькнувший край длинного женского платья.

Но в этот раз… Он вырос предо мною громадный, страшный и прекрасный, я никогда его таким не видел! Сколько раз я бывал здесь во время прогулок, а также, когда моих приятелей забирали отсюда в армию, из бывшего костела, где располагался призывной пункт военкомата. Но только сегодня, когда я случайно забрел во двор костела и обошел его, что-то пронзительное, как крик, резануло сердце и ударило по нервам: какой он весь жалкий, мертвый, изуродованный…

Навалилось какое-то чувство смущения и брезгливости, как пред видом умирающего на навозной куче. Кругом грязь, тлен, запустение. Повсюду в невероятных количествах валялись автомобильные покрышки и мосты, какие-то запчасти, металлолом, мусор. Забитые досками и заложенные шлакоблоком окна костела; змеиные – толщиной в руку – трещины в кладке; готовые рухнуть шпили на башнях с зияющими огромными дырами довершали картину разгрома. А из стен костела росли деревья.

О нет, еще не все! С левой стороны храма сооружена металлическая красная эстакада для заезда автомобилей в здание костела через окно. Через прекрасное, высокое, стрельчатое окно. Все кощунственно и символично: и красная эстакада, как копье стражника в теле распятого Христа, и гнусная трехэтажная пристройка к центральному входу, на двери которой размещена табличка «Кооператив «Дизайн», а еще выше – другая: «Знання в маси».

Но какая мощь! Какая сила, какое скорбное величие! Вдруг возникло горячее ощущение открытия, которое, наверное, испытывал Генрих Шлиман при чтении «Илиады», предвосхитившее раскопки Трои. Захотелось куда-то бежать и кого-то привести к костелу и, не боясь показаться смешным, крикнуть:

– Да взгляните же, какая красота! А вы и не знали!

И я помчался в редакцию и предложил написать статью о костеле. Я тогда ничего еще не знал ни о Боге, ни о Католической Церкви. Более того, я был убежденным атеистом. В тот момент со мной в чем-то повторилась история, произошедшая с апостолом Павлом. Чувство, вошедшее тогда в меня, что именно я должен что-то сделать для спасения костела, не покидало меня долгие годы. Костел как-то сразу, одномоментно стал моей судьбой. И я бесконечно благодарю Бога, что дело восстановления католического храма коснулось меня и моей жизни.

…………

Лариса Ключ, ответственный секретарь газеты «Знамя Дзержинки», предложение написать статью приняла, хотя в то время сочувственно говорить о вещах, связанных с религией, да еще в многотиражной газете, было довольно смелым шагом.

– Но учтите, Саша, статья должна не повторять азбучные истины, а быть чем-то новым.

И дала мне месяц на работу. Через месяц, выплеснув свой пыл на бумагу, я вновь сидел перед ответственным секретарём и с замиранием сердца ожидал приговор.

– Хорошо! – сказала она, и рукопись отправилась к редактору газеты Владимиру Базарянинову.

– Хорошо! – сказал редактор и изъял из статьи цитату из Священного Писания и «военную тайну», что в костеле располагался военкомат. – Цензура! – разводя руками, как бы извиняясь, произнес Базарянинов.

– Хорошо! – сказал я, – но материал я снимаю, в таком виде он напечатан быть не может.

Подумав, редактор пошел на компромисс и цитату из Библии вернул на свое место. Шестого января 1990 года статья «Дорога к храму, или хроника одного варварства» увидела свет.

Статья имела громадные недостатки, о которых я, к счастью, не подозревал. Костел был для меня сплошным белым пятном, и, приступая к работе, я абсолютно ничего о нем не знал. Почти столь же мало я знал о костеле и, завершая статью, он не собирался раскрывать свои тайны. Поэтому кое-что я просто додумывал, где-то попадая в точку, а где-то пальцем в небо, и бессознательно преувеличивал исключительность католического храма. Неизвестно откуда в статью просочилась фраза о «почти полностью осыпавшейся черепице», когда ее там и близко не было, а цитату из Нагорной проповеди я вообще употребил в антиевангельском смысле.

И все же в редакции «Знамени Дзержинки» раздавались звонки, люди благодарили газету и автора… Но что могло измениться? По совету редактора я даже записался на прием к зампреду горисполкома Е. Конельской, которая курировала вопросы культуры и общественной жизни. Елена Сергеевна встретила меня очень официально и заявила, что восстановление костела безнадежное дело. Потом, смягчившись, добавила, что сама она не раз поднимала этот вопрос, в том числе перед областными властями, но, увы! И пожелала мне дальнейших творческих успехов на ниве журналистики.

Побывал я и в городском обществе защиты памятников, где, ознакомившись со статьей, мне сказали, что несколько лет назад костел осматривали специалисты из какого-то института и признали, что по своим качествам он отнюдь не является «жемчужиной архитектуры». С другой стороны, восстановление его практически невозможно. Но поставить вопрос о взятии костела на учет можно, отчего бы и не поставить?

В общем, мир не ахнул, не раскололся надвое и не помчался к костелу со слезами раскаяния искуплять грехи многолетней давности.

Глава 3. Католики юга России

Надо сказать, что Ян Кальвасинский был далеко не первым католиком, появившимся в этих краях. Еще в середине ХIХ столетия на юге Российской империи была образована Тираспольская епархия, в состав которой входил Екатеринославский деканат. А когда в 1884 году была построена Екатерининская железная дорога, связавшая железную руду Кривого Рога с донецким углем, вдоль этой дороги началось строительство металлургических заводов Юга России. Сюда в изрядном количестве приезжали квалифицированные польские рабочие со своими семьями, составившие костяк местных католических приходов. С 1877 года в Екатеринославе функционировал костел Святого Иосифа, а римско-католическая община Каменского прихода была обязана своим возникновением строительству в селе Каменское Днепровского завода.

Существует устойчивое представление, что католики востока и юга Украины, по крайней мере, того времени, это сплошь поляки: если католик – значит поляк. И в применении к селу Каменское это было в большой степени справедливо. Католики здесь более чем на девяносто процентов состояли из лиц польской национальности. Остальную часть составляли немцы, французы, бельгийцы, итальянцы, чехи и прибалты.

Однако если смотреть шире, то вырисовывается несколько иная картина. На юге Российской империи издавна существовали немецкие поселения, жители которых придерживались римско-католического вероисповедания. В качестве примера назовем некоторые из них. В Екатеринославской губернии: г. Ямбург (пригород Екатеринослава), колонии Екатериненгоф, Биллерфельд, менонитские колонии – поселок Мариенфельд, хутор Классов, Георгсбург (Софиевка), села Кильмансталь, Катериненфельд, Розенвейд, хутора Браунсталь, Каролиненталь, Гохвельд, Кернер.

В Таврической губернии Мелитопольского уезда (где еще в 1842 году была сооружена приходская церковь во имя Беспорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии): Гейдельсберг, Блюменфельд, Гокхейм, Вальдорф, Гофанталь, Гальбдштадт, Костгейм, Лейтерсхаузен и другие. В Херсонской губернии: Ново-Мангейм, Ново-Ландау, Ней-Кроненталь и другие. Священники Екатеринославского деканата согласно «Каталогу духовенства и церквей Тираспольской римско-католической епархии с предшествующим списком всех римско-католических епархий в Российской Империи на 1913 год», были в основном немцы: декан Рафил Шефер, священники Оттон Бем, Яков Розенбах, Франц Кун, Иоанн Гофман, Яков Церр, Петер Ридель, Циммерман. И сама Тираспольская епархия создавалась не под поляков, а под немцев, исповедующих католицизм и проживающих на Юге России.

22 июля 1847 года в Риме был заключен конкордат между Российской империей и Святейшим престолом. Согласно одному из пунктов этого соглашения, в России создавалась новая епархия Херсонская, заключающая в себе область Бессарабскую, губернии Херсонскую, Екатеринославскую, Саратовскую, Таврическую и Астраханскую и земли, составляющие Закавказский край. Кроме того, в ведение епископа херсонского передавались живущие на территории его епархии католики армянского обряда «впредь до назначения католического епископа армянского вероисповедания». Об образовании Херсонской епархии было официально объявлено в булле Папы Пия IX «Universalis Ecclesiae cura» от 21 июня (3 июля) 1848 года, которая гласила: «В силу настоящей грамоты возвышаем помянутый город Херсон на степень епископской столицы». Кроме того, учреждение в России новой римско-католической епархии было подтверждено указом императора Николая I от 29 ноября 1848 года, где говорилось: «Вследствие условий уполномоченными Нашими… с уполномоченными Папы Римского подписанных и Нами утвержденных… учредить в Херсоне седьмую епархию».

Однако против пребывания латинской епископии стал возражать тамошний православный епископ. После обмена мнениями между русским правительством и Святейшим Престолом, 18 сентября 1852 года епископский престол был перенесен в Тирасполь, а епархия стала называться Тираспольской. Но в Тирасполе не оказалось ни храма, ни подходящих помещений для размещения епархиальных учреждений. Тогда по утверждению императором Комитета по делам Римско-Католической церкви, епископу Тираспольскому и епархиальному управлению назначено было пребывать в Саратове. При этом епархия по-прежнему называлась Тираспольской. Тираспольская епархия окормляла, по преимуществу, немецких колонистов, живших на Юге России. (Берта Предигер. «Российская еженедельная католическая газета» №22 (324)

Именно поэтому Тираспольскую епархию возглавлял всегда немецкий епископ. Первым епископом Тираспольской епархии стал Фердинанд Гелан Канн, возведенный в сан Херсонского или Тираспольского епископа 10 ноября 1850 года и управляющий епархией из Петербурга. В конечном итоге, в 1856 году, его резиденция разместилась в Саратове. Там же была основана духовная семинария, а также прогимназия, где осуществлялась подготовка к поступлению в это учебное заведение. Далее епархией управляли: епископ Ионополитанский Викентий Липский (1865 – 1872), епископ Тираспольский Франц Ксаверий Цоттман (1872 – 1889), епископ Диоклецианопольский Антоний Иоанн Церр (1889 – 1902), епископ Тираспольский Эдуард барон фон-дер Ропп (1902 – 1903), епископ Тираспольский Иосиф Алоизий Кесслер (1904 – 1920). Поскольку Каменское находилось на территории, попадавшей под юрисдикцию Тираспольской епархии, то очень часто настоятелями здесь становились немецкие священники, а Екатеринославский деканат возглавляли также немцы.

В Тираспольской духовной семинарии преподавали латынь, немецкий, французский, русский языки, а вот польского не было, хотя среди священников Тираспольской епархии было достаточное количество поляков: Николай Щурек, Леонард Долонговский, Казимир Соколовский, Владислав Вержбицкий, Иосиф Малиновский и многие другие. Это объяснялось общей дискриминацией «польскости» в Российской Империи.

После поражения Январского 1863 года восстания – последнего в XIX веке крупного национально-освободительного восстания в польских землях – в Королевстве Польском начались репрессии со стороны Российского самодержавия. Царь Александр II считал, что восстание было проявлением черной неблагодарности поляков, и потому их следовало сурово наказать. За поддержку восстания гонениям подвергалась и Католическая церковь. Священнослужители подчинялись теперь Римско-католической Духовной Коллегии, учрежденной в Санкт-Петербурге, а лояльных по отношению к Папе Римскому и Апостольской столице ксендзов вывозили в глубь России. Конфискации подлежали церковные владения, монастыри закрывались (за исключением женских, на попечении которых находились больницы), либо запрещалось принимать новых послушников. В духовных семинариях, как и во всех учебных заведениях, обязательным стал русский язык, а польский язык зачастую просто исключался из преподавания. Среди священников и учащихся Тираспольской духовной семинарии были также прибалты, грузины, несколько русских, что подтверждало известную истину, что католическая церковь является всеобщей по своей сути, открытой для всех.

Как уже было сказано, католическая община села Каменского была обязана своим возникновением строительству Днепровского завода.

Случай! Как много он играет в нашей жизни. Так и осталось бы Каменское невзрачным селом, сонно баюкающим себя смутными воспоминаниями о себе же, как о зимовнике запорожских казаков. Но в 1885 году находящийся на грани банкротства Варшавский сталелитейный завод, расположенный в Пражском предместье польской столицы, объединил капиталы с бельгийским акционерным обществом «Кокериль» и французскими деньгами и прислал своих представителей в Приднепровье для выбора площадки под строительство металлургического завода.

Грань банкротства Варшавского сталелитейного завода обусловливалась не тем, что польские рабочие-металлурги плохо работали и не тем, что управляющие заводом плохо им управляли. Причина была в другом. В 1876 году русским правительством были изданы указы, касающиеся поощрения российского товаропроизводителя и российской металлургической промышленности и заключавшиеся в запрещении ввоза рельс иностранного производства, а также назначении премии за стальные рельсы, произведенные на русских заводах из русского чугуна. К числу заводов, выделывавших рельсы из покупного чугуна, принадлежал и Варшавский сталелитейный завод, основанный в 1878 году тремя обществами: «Лильпоп-Рау-Левенштейн», Стараховицким и Рурортским. Первоначально доходы общества начали быстро падать, причина чего крылась именно в том, что завод переделывал покупной германский чугун, премия на который была мизерной, да к тому же в 1884 году и цена на рельсы в правительственных заказах значительно понизилась. Все эти обстоятельства мало-помалу заставили общество прекратить деятельность завода в Пражском предместье польской столицы и перенести его в места близкие к разработанным залежам угля и железной руды. И хотя само Приднепровье было выбрано не случайно, никто не собирался связываться именно с Каменским. Акционеры с самого начала наметились на приобретение обширного участка земли в Екатеринославе. И только когда переговоры по этому вопросу зашли в тупик, польско-бельгийское акционерное общество решило купить землю в селе Каменское, на правом берегу Днепра в тридцати пяти верстах от Екатеринослава. Местная крестьянская община оказалась сговорчивее губернской и уступила обществу 174 десятины земли и сдала в аренду на 99 лет еще 20 десятин под устройство будущей Верхней колонии.

Варшавяне времени даром не теряли и приступили к строительству завода ранней весной 1887 года. Из-под Варшавы в Каменское было привезено оборудование сталелитейного предприятия, а приехавшие рабочие, мастера, служащие селились на двух участках-террасах, получивших название Верхняя и Нижняя колония. Верхняя колония – аристократическая часть Каменского – предназначалась для администрации завода, инженерно-технических работников, служащих, интеллигенции. Здесь же располагались общественные здания, а на Нижней колонии жили семьи высококвалифицированных рабочих и мастеров Днепровского завода. В 1888 году верующие-католики, в основном поляки, объединились в общину, наняв для удовлетворения религиозных потребностей молитвенный дом или каплицу.

В это время первый директор завода немецкий инженер В. А. Бассон был заменен польским дворянином 41-летним инженером-технологом И. И. Ясюковичем, с именем которого и связано строительство, пуск и развитие завода, а вместе с заводом и села Каменского народонаселением в две тысячи душ. Несмотря на свою относительную молодость, Игнатий Игнатьевич имел к тому времени заслуживающий снятия шляпы послужной список.

Глава 4. Инициативная группа

Говорят, что открытие может сделать только тот, кто не знает, что открытие сделать невозможно.

Мне казалось, что восстановление костела в принципе довольно простое дело – нужно только открыть людям глаза, каким-то образом привлечь внимание общественности, руководителей предприятий и властей. Они ужаснутся, потом умилятся, всплеснут руками и начнут посыпать голову пеплом: да где же мы раньше были и почему не видели такого безобразия? И протянут руку помощи, в которой окажутся деньги, материалы и специалисты, и начнутся реставрационные работы.

После чего на видном месте прибиваем табличку с трогательной надписью, что вот, дескать, стоял себе шестьдесят лет уникальный костел позабыт-позаброшен, чуть не развалился, но, слава Богу, нашлись неравнодушные люди, по инициативе которых… ну и так далее. Я не знал, у вершины какой пирамиды, скрытой чудовищной толщей песка, я стою, принимая вершину пирамиды за детский кубик. Я не знал, что мои фантазии относительно выбранного пути лишь красивая и коварная вывеска перед входом в лабиринт, по которому придется блуждать много лет, и в который я рванул очертя голову.

Первый легкий щелчок по носу я получил после опубликования статьи «Дорога к храму». Время шло, но почему-то ничего не менялось. Эйфория постепенно переходила в растерянность. Я приходил к костелу, набирался от него заряда мужества и решимости продолжать начатое дело, но в голове не было ни одной стоящей идеи, и я все чаще думал, что моя роль в спасении костела на том и кончится.

Но не закончилось. «Дорога к храму» оказалась первым звеном в цепи последующих невозможных случайностей, которые поочередно попросту не могли произойти все вместе, однако произошли. И в этой абсолютной нелогичности, невозможности и абсурдности состоялась какая-то высшая логика, более высокая, нежели логика здравого смысла, и теперь я без тени улыбки думаю обо всем случившемся в дальнейшем, как о промысле Божьем. Потому что статья какого-то оператора прокатного стана из неизвестной за пределами города газеты вдруг взяла и попала в Киевский научно-исследовательский институт теории архитектуры и градостроительства (НИИТАГ) в руки к специалисту, занимающемуся именно сакральной (духовной) архитектурой. Причем попал весьма замысловатым образом.

Научный сотрудник НИИТАГа Александр Тищенко был призван на военную переподготовку в Киевское зенитно-ракетное высшее инженерное училище. Одновременно с ним в это же училище попадает работник днепродзержинского металлургического комбината Евгений Попов, который, уезжая на офицерские сборы, взял, не глядя из кипы домашних газет именно номер со статьей о костеле. Среди двухсот призванных на переподготовку офицеров судьба свела именно их двоих и однажды, когда Женя Попов разматывал что-то вкусное из газеты, взгляд киевлянина, случайно оказавшегося рядом, попал на архивный снимок Каменского костела. Заинтересовавшись увиденным и прочитав статью, он попросил отыскать автора, то есть меня, и передать свои киевские координаты. В результате нашей переписки, НИИ теории архитектуры сделало представление в днепропетровское областное управление архитектуры с просьбой рассмотреть вопрос о признании днепродзержинского костела памятником архитектуры. Но и тогда, что существенно могло измениться для костела?

Однако чудеса на этом не кончились. Вскоре подоспели выборы в местные органы власти, и коллектив моей бригады сортопрокатного цеха ДМК выдвинул меня кандидатом в депутаты. Я долго упирался, отказывался, но, в конце концов, меня уломали – и в первую очередь предцехком и парторг цеха – и в своей предвыборной программе на одно из первых мест я поставил пункт о восстановлении костела. Избирательная комиссия, неизвестно по каким соображениям (очередная случайность!) определила мне избирательный участок в старой части города, где расположен костел, хотя жил я совсем в ином районе. На выборах большинство избирателей проголосовало за меня, я стал депутатом горсовета и окончательно понял, что костел – это моя судьба.

Я не знал, сколько предстоит перелопатить пустой породы. Передо мной лежало и неудержимо влекло к себе настоящее дело и кроме пустой породы не так уж редко попадались драгоценные крупицы удач и встреч с людьми, знакомство с которыми я считаю для себя честью. Иногда я до бесстыдства чувствовал себя счастливым, счастливым прямо сейчас, сию минуту, опровергая собственное определение, что счастье – слово прошедшего времени.

Получив депутатский мандат, я впервые всерьез задумался, что же делать дальше и как на практике реализовать главный пункт предвыборной программы. Поразмыслив, я пришел к выводу, что необходимо записаться в такую депутатскую комиссию, которая могла бы непосредственно влиять на процесс возрождения костела. И второе,– нужно искать единомышленников. Составив такой нехитрый план работы, у меня отлегло от сердца. Среди постоянных депутатских комиссий подходящей оказалась комиссия по культуре и искусству. И на первом нашем заседании, когда мы, перезнакомившись, определяли перспективный план работы комиссии, я внес два своих предложения по сохранению старой части города и восстановлению католического костела. Предложения прошли хорошо, почти «на ура», каждый из нас горел какой-то своей идеей преобразования общества, мы находились в эйфории по поводу собственного избрания в горсовет на первых демократических выборах и откровенно гордились своим депутатством.

Я чувствовал искреннюю поддержку всей комиссии и особый личный интерес самого молодого из нас депутата Юрия Сушко. Он задумчиво пощипывал рыжую бородку и утвердительно кивал головой, в его глазах блестело одобрение.

– Вот и первый единомышленник, – подумал я.

И еще пришло в голову, что если и есть место, где можно найти союзника, то это Народный музей металлургического комбината. Директор музея Михаил Иванович Васильев, фронтовик и старый работник комбината, хорошо знал моего отца, что сразу облегчило разговор. Я убедился, что протекция и личные связи – великая вещь.

– Ну, ты не первый, кто ломает зубы об костел, – обнадежил меня Михаил Иванович, – до тебя уже были энтузиасты.

Васильев достал папку.

– Вот, смотри: мои обращения в горком партии, в горисполком и куда ты хочешь. И ничего. Но если ты, как депутат, всерьез займешься костелом, я помогу. И добавил.

– Знаешь, Саша, что я тебе скажу. Я – коммунист и в Бога не верю. Но считаю, что раз это был костел, нужно отдать его католикам.
– А если их нет? Сколько времени прошло!
– Есть, можешь мне поверить. Надо только поискать, кое-кого я знаю сам. Вдвоем мы костел не поднимем.
– Почему вдвоем, есть еще Юра Сушко.
– Юра Сушко?
– Да, депутат горсовета.
– Я тебе, Саша, посоветую обратиться в музей истории, там директор Нина Цыганок, она тоже болела костелом. Вот нас уже будет целая группа.
– Инициативная группа по спасению костела… – пробормотал я.
– Точно. Как ты сказал? Я себе запишу: инициативная группа по спасению костела.

Так родилось название нашей группы, родилось вперед рождения самой группы – такого совершенно неформального, общественного, юридически бесправного существа, которому предстояло запустить механизм восстановления костела. Именно в это время городская газета «Дзержинец» начала печатать серию статей Н. Цыганок под общим названием «Контуры старого города», где в первой же публикации была поднята проблема сохранения католического костела.

«Безусловно,– писала директор музея, – следует хотя бы сегодня, пока еще не все уничтожено, снесено, перестроено, определить историческую часть города, законсервировать в нем строения и при постепенной реставрации придать им первоначальный вид».

Я тут же побежал в городской музей.

– А, знаю! Вы пришли по поводу костела, верно? – опередила меня директор музея.
– Верно! – улыбнулся я, такое начало обнадеживало.

Нина Александровна, худощавая, подвижная женщина, достала из вороха окружающих ее бумаг мою последнюю статью.

– А я вот изучаю вашу статью. Вы пишете… так, так, это не то, ага… что «индивидуальные и коллективные единомышленники в городе есть, нужно только активнее их искать». Я так понимаю, что вы как раз один из них?
– Да, это так, – подтвердил я, и в свою очередь вытащил газету с «Дорогой к храму».
– Это интересно, – сказала Нина Александровна, – мне поручили готовить ответ на вашу статью, с которым бы выступил в прессе председатель горисполкома. Но выборы, смена власти, сами понимаете… им там не до этого.

Следующая сессия городского Совета, на которой избирались руководящие лица исполкома, дала нам еще одного члена инициативной группы по спасению костела: им стала заведующая отделом культуры горисполкома Елена Фесун.

– Я думаю, – сказала Елена Григорьевна, – вопрос сохранения костела можно включить в сферу интересов отдела культуры. Можете рассчитывать на мою помощь. Это однозначно.

И доброжелательно улыбнулась.

Продолжение книги, главы 5-8